Виктор
Шибанов, УдГУ (Ижевск)
ЭТНОФУТУРИЗМ
В УДМУРТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
В конце 1980-х – начале 90-х
годов Удмуртия пробуждается от
долгого советско-утопического
сна, начинается Современность. И
перед нами, молодыми удмуртами,
открывается впечатляющая и
абсурдная картина, где
оказываются рядом такие
несовместимые вещи, что диву
даешься. С одной стороны,
непролазная грязь деревенских
дорог, с другой, самые передовые
военно-ядерные технологии;
обилие нефти, лесов,
производство автоматов
Калашникова и жуткая нищета
народа, тщетные надежды на
дотации из Москвы. Здесь же
девственные щедроты природы,
древнейший пласт песенной и
мифологической культуры, родина
великого Петра Чайковского и
кладбища химического оружия.
Добавим еще, что финно-угорский
мир оказался растворенным в
славянском и тюркском мирах.
Отсутствие внутренней границы
восток - запад, лес - степь
оказалось актуальным для многих
деятелей культуры.
Новое, конечно же, не
появилось из ничего, оно имело
корни в предыдущей литературе.
Примечательны в этом
отношении поэзия Флора
Васильева (1934-78) и Владимира
Романова (1943-89), где в советский
период обращение к национальным
корням, осознание в себе
язычника было смелым
новаторством.
Новое
осознание Современности
начинается прежде всего в
повести Лидии Нянькиной «Ау-ау!
Яке инбамысь гожъёс» («Ау-ау! Или
зигзаги на небосклоне» 1993) и
романе Сергея Матвеева
«Шузи» («Дурачок», 1993,
напечатано в 1995). Именно в этих
книгах черты новых поисков
проявились наиболее наглядно.
Пытаясь критически осмыслить
этот феномен, наши исследователи сначала обратились к опыту
русской литературы, но ни один из
популярных оттуда терминов -
концептуализм, соц-арт, «метаметафоризм»,
«метаболизм» и т.п.
не отражал адекватно
сущность тех процессов, которые
проходили в толще национальной
культуры. Кажется, только термин
этнофутуризм, закрепившийся
после конференции
этнофутуристов в Эстонии, стал
наиболее близок к существу
поисков удмуртов С.Матвеева, Л.Нянькиной
и др., хотя теория всегда беднее,
чем сама реальность
литературного процесса. Спустя
некоторое время обнаружилось,
что черты нового направления
присущи также творчеству других
удмуртских авторов: поэзии
Михаила Федотова, Рафита
Миннекузина, Эрика Батуева,
Татьяны Черновой, прозе Олега
Четкарева, Вячеслава Ар-Серги,
драматургии Петра Захарова и т.д.
Данная тенденция характерна и
для живописи (Валентин Белых,
Василий Мустаев, Юрий Лобанов), музыки (Иван Григорьевых, Надежда
Уткина), театра (Ольга
Александрова) и др.
Что
такое этнофутуризм? Как я
понимаю это явление?
Этнофутуризм – как птица
о двух крыльях. «Этно» - значит,
связь с национально-самобытным,
этническо-мифологическим, «футуризм»
- значит, поиск себе места в
современном постмодерном
мироустройстве, стремление быть
конкурентоспособным. Передача
нового содержания в архаической
форме или передача архаического
содержания в новой форме.
Другими словами, попытка
бороться за своё будущее (футуре).
Если у этой птицы одно крыло -
патриархальная деревня, то
другое крыло - индустриальный
город. Если первое - это фольклор
и мифы, то тогда второе - культура
модернизма и постмодернизма.
Если одно крыло - прошлое, то
другое - будущее. Именно на стыке
этих двух начал «образуется
жизненная энергия», как отмечают
эстонские авторы этнофутуризма
М.Пярл-Лёхмус, Ю.Каукси, А.Хейнапуу
и С.Кивисилдник в финнском
журнале «Synteesi» (1994, № 4). Профессор
литературы из Финляндии Кари
Салламаа отмечает, что
этнофутуризм характерен
прежде всего для «малых»
литератур, которые освободились
от ига тоталитарной идеологии и
опеки «старшего брата».
Этнофутуризм прежде всего
актуален для городских молодых
удмуртов.
В
теоретической форме некоторые
черты этнофутуризма я уже
выделял в статье «Ethnofuturism
in Udmurtia». В краткой форме они
сводятся к следующему.
Во-первых,
современный мир изображается
как абсурд (бессмыслица,
вывернутый наизнанку). Мир
дезорганизован и в нем царит
хаос. Действие разворачивется
как правило в «страшном городе» (Л.Нянькина,
О.Четкарев), в общежитиях, в
реальный мир врывается
потусторонние мифологическое
зло (Р.Миннекузин, М.Федотов).
Хаос предстает как норма, хотя
остается вера в идеальный
миропорядок. Герой осознаёт, что
свобода страшна. Так,
героиня повести Л. Нянькиной
«Ау-ау! Яке инбамысь гожъёс»,
попав в неизвестный эротический
ресторан, вдруг обнаруживает,
что официантом там является
трехглазое (у него три глаза)
существо, которое подмигивает
героине, и т.д..
Во-вторых,
текст как «мусорная корзина»,
куда собирается буквально все,
что попадает на глаза, что
взбредет на ум повествователю. С
точки зрения современной науки
эта проблема
напрямую ссылает к
интертекстуальности, или
полистилистике (множество
стилей, множество дискурсов в
одном тексте). Подобный приём
соединения несоедимого в одно
целое позволяет в рамках
небольшого текста говорить
буквально обо всем: и о политике,
и о древних мифах,
об эротике, и о себе как
центре мироздания. В этом плане
особо примечателен литературно-цитатный
слой романа и стихов С.Матвеева.
Положительный момент в
интертекстуальности, соединении
несоединимого в том, что молодые
удмуртские авторы без страха
поднимают проблемы национальной
мифологии, «отвоёвывая» эту тему
из монопольных владений ученых-этнографов
и мифологов.
В-третьих,
это странный и своеобразный тип
героя (который является чаще
всего повествователем в форме «я»),
названный в науке «шизонарцистским
типом» (см..Смирнов И.П.
Психодиахронологика. М., 1994. С.338-347).
Многие удмуртские читатели не
осознают, что выведение в тексте
героя-шизонарцисса является
художественным приемом, поэтому
черты этого героя они напрямую
связывают с «низменной натурой»
самого автора. Наибольшая
критика была направлена в адрес
С.Матвеева и его романа «Шузи» («Дурачок»;
удмуртское звучание «шузи»
ссылает к «шизо»). В сексуальных
похождениях героя этого романа
видят только подражание
Гумберту Гумберту В.Набокова,
упуская из виду, что семь женщин,
с которыми связан наш Дон-Жуан,
символизируют
когда-то существовавшую
гармонию, которая в наше время,
как зеркало, разбилось и
рассеялось по разным характерам.
И тщетны попытки героя
восстановить былую гармонию.
Таким
образом, коммуникативный анализ
этнофутуризма как одного из
вариантов литературного
процесса позволяет выделить
следующие структурообразующие
понятия и представления: «миф в
мире хаоса», «осколочное
мышление», «мир как текст», «шизонарцистский
комплекс».
«
back
